Бернар-Анри Леви: «Борис Немцов был анти-Путиным»

Бернар-Анри Леви: «Борис Немцов был анти-Путиным»

06 марта 2015

Ксения Жукова

Я познакомился с Борисом Немцовым в апреле 2000 года. Вскоре после начала второй чеченской войны. Я приехал в Россию, чтобы взять интервью у Игоря Иванова, в то время министра иностранных дел.

Решив воспользоваться оказией, я поехал в Комитет солдатских матерей, чтобы познакомиться с человеком, который в то время был известен всего лишь как бывший губернатор Нижнего Новгорода. Он долгое время считался преемником Бориса Ельцина, но на финишной прямой его обошел кагэбист Путин.

В тот момент Борис Немцов еще не был воплощением демократической оппозиции в России.

Хотя за привлекательной внешностью упрямого, но осмотрительного борца уже проглядывали шарм, харизма и та гипнотическая энергетика, которая присуща людям, целиком посвятившим свою жизнь идее, значащей для них больше, чем они сами. Даже если они это еще не до конца поняли.

Я помню ледяную, почти что рационалистическую злость, с которой он описывал самые кровавые эпизоды битвы, в которой за месяц до нашей встречи пал Грозный. Это был смелый независимый взгляд, не совсем привычный в демократическом лагере, зараженном идеей великорусского национализма, которая сохраняется и по сей день, даже в таких людях, как Ходорковский. И это превращало здравомыслящего и в то же время пылкого молодого человека в одного из самых бескомпромиссных противников зарождавшейся тогда «красно-коричневой» тирании, обрушившейся сейчас на Россию.

Те, кто убил его 27 февраля 2015 года на Большом Москворецком мосту прямо у стен Кремля, знали это.

Они знали, что устраняют человека, который разоблачал преступления властей от войны в Чечне до колоссальной коррупции вокруг сочинской Олимпиады, который неотступно боролся за свободу слова и был самым последовательным оппозиционным лидером в стране.

Они знали, что стреляли в человека, в течение десяти лет непрерывно обличавшего мафиозную сущность путинской тирании и в скором времени собиравшегося обнародовать (по его же словам) доказательства прямого участия российской армии в военных действиях на Донбассе.

Они не могли не знать, что их целью в ту ночь были душа и совесть той возрастающей части общества, которая осознает, даже в самой Москве, что война в восточной Украине — это безумие, не просто преступное, но и самоубийственное, ставящее Россию на колени.

Одним словом, они, как и убийцы Анны Политковской в 2006 году, Сергея Магнитского в 2009 году и многих других, убили человека, чей звучный голос, не умолкающий даже при попытках его задушить, был голосом чести российского народа, и чьи высшие идеалы Владимир Путин изощренным образом предает.

Борис Немцов был анти-Путиным.

В том смысле, что если один идентифицирует себя со Сталиным и с Николаем I, наихудшим царем в российской истории, то другой является продолжателем дела одновременно Сахарова, Солженицына и диссидентов советской эпохи.

Очевидно, что его смерть является жестоким ударом по истинной России. России, которая велика не своим оружием, а своим духом и той ненасытной жаждой свободы, пронизывающей ее от декабристов до Пастернака, слышной в одах Пушкина и Лермонтова «черкесской вольнице»; это она занимала мысли Немцова во время нашей с ним встречи 14 лет назад.

Когда я пишу эту статью, имя заказчика преступления еще не известно.

И можно не сомневаться в том, что у изворотливого Путина хватит лицемерия в самый подходящий момент предъявить миру идеального виновника, чья личность непременно подольет масла в огонь фанатично раздуваемой конспирологии, которую он скармливает своим соотечественникам.

Но то, что мы знаем отныне и навсегда, — это то, что такая трагедия могла произойти только в той России, которая вот уже на протяжении двух десятилетий существует в атмосфере безнаказанного государственного террора.

В чем мы можем быть уверенными, так это в том, что если бы последние 20 лет в путинской России не велась бы настоящая охота на оппозиционеров, если бы в ней не подвергался методичной травле и репрессиям любой человек, открыто проповедующий демократические принципы, Борис Немцов все еще был бы жив. И в воскресенье непременно возглавил бы антивоенный марш, призыв к которому он озвучил на радиостанции «Эхо Москвы» всего за три часа до своей смерти.

Убийство Немцова напоминает убийство Жана Жореса, в том смысле, что история хуже запоминает имена истинных виновников преступления, чем дурной ветер, принесший обстоятельства, сделавшие его возможным. Ветер, который во Франции времен Жореса дул на протяжении многих лет благодаря крайне правым националистам и прессе, поддерживающей негативные настроения в обществе по отношению к печально знаменитому антисемитскому делу Дрейфуса.

Будем надеяться, что на этом сходство закончится.

Будем надеяться, что смерть Бориса Немцова не получит того же исторического значения, что и гибель Жореса — последнего заступника интернационализма перед катастрофой 1914 года.

Такая же надежда, похоже, теплилась и в умах многих москвичей и их сограждан по всей стране, которые в воскресенье вышли на улицы городов, чтобы отдать дань памяти и уважения своему поверженному герою.

Возможно, кое-кто ожидал, что оппозиция будет напугана, парализована, ошеломлена этими четырьмя выстрелами — по одному за каждого из детей Бориса Немцова, как сказал его друг Гарри Каспаров.

Но нет.

Оппозиция осталась верна себе.

Вместо того, чтобы вернуться на свое место и сдаться на милость террору, десятки тысяч российских мужчин и женщин вышли на улицы, чтобы заявить: «Я Борис», как это сделали до них французы, после трагедии в . Они вышли, чтобы громко крикнуть это прямо в лицо Владимиру Путину, у которого еще никогда не было противника настолько полного жизни, каким стал для него этот только что убитый человек.

Воскресные марши, прекрасные и печальные, на которых украинские флаги смешивались с российскими, стали первыми в Европе реальными шагами в обратном от войны qkzidrkieiqdkmp направлении.

Оригинал статьи: Бернар-Анри Леви, «Борис Немцов: живой после смерти». The Huffungton Post, 2 марта